С православным философом и общественным деятелем Татьяной Михайловной Горичевой беседует Людмила Ильюнина

Богатство Запада пошло во вред

— Татьяна Михайловна, вы уже 20 лет живете на Западе и последние 5-6 лет часто и надолго приезжаете в Россию. Что вы можете сказать на тему «Россия и Европа»? Продолжают ли европейцы относиться к нам настороженно и даже враждебно, что отмечали еще славянофилы, Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев? Или теперь, после окончания холодной войны, они воспринимают нас как своих, как «страну, вставшую на путь демократии»?

— Со времен славянофилов мало что изменилось в отношении Европы к нам, и тип, описанный К. Н. Леонтьевым — «средний европеец» — не только не исчез, он еще более усугубился. Нет уже культуры, которая существовала даже 50 лет назад, нет по-настоящему гениальных художников, писателей, критиков. Ценность, например, какой-нибудь картины оценивается по тому, сколько она стоит. Художник с именем может нарисовать унитаз, поставить на это «произведение» цену тысяча евро, и его все будут уважать…

У Эриха Фромма есть выражение: «Быть или иметь?» Богатство Западу пошло во вред — все обменивается на все. И знаменитое декартовское: «Я мыслю — значит, существую» современный западный человек мог бы переделать: «Я покупаю — значит, существую».

Ни дня без покупки — так живет большинство людей на Западе. В каждом европейском городе в центре стоят многоэтажные торговые точки, по ним снуют люди, и покупают каждый день одно и то же: какие-нибудь новые маечки (которые, кстати сказать, очень дорого стоят), одни и те же джинсы, но с разными строчками и блестками. И так по улице ходят какие-то шкафы, люди без тела.

А Россию такие люди не любят, а порой даже ненавидят, потому что она непредсказуема. Мы даром получаем, но так же даром и отдаем. У нас деньги и вещи все-таки не имеют пока такого значения, как на Западе. У нас люди еще помнят, что есть вещи, которые не покупаются. Бог, вера, любовь, дружба не покупаются.

Я по своей благотворительной деятельности знаю, что у нас деньги не выступают как деньги, это — форма человеческих отношений. Иногда криминальная, страшная форма, но не тупая, обезличенная, как на Западе.

— Но Запад, как и Россия, тоже неоднороден. И у нас процветает та же страсть к «шопингу», что и на Западе, вернее, у нас она усиленно прививается. Но у нас множество людей, у которых нет возможности часто ходить в магазин, а есть и те, кто борется с этой страстью. Мне приходилось видеть в России немало по-настоящему богатых людей, которые принципиально ведут предельно скромную частную жизнь.

— Конечно, лучшие люди на Западе и в России думают об одном и стремятся к одному и тому же — к духовной свободе. Лучшие люди на Западе ждут от нас не нефть, лес и газ, а молитву, любовь. Когда я подолгу живу в России, мне часто звонят мои западные друзья, и я слышу мольбу: «Найдите какого-нибудь старца, попросите помолиться за нас!»

У европейцев нет ценностей

— Сейчас много пишут об исламизации Европы. Это действительно серьезная угроза для Старого Света?

— Да, сейчас мусульман во Франции больше, чем католиков. И духовно мусульмане более сильны, чем «средние европейцы», потому что они понимают свое мусульманство как образ жизни, а не как отвлеченное учение, традицию.

Я знаю мусульманскую эмиграцию много лет. Я специально много общалась с большой общиной мусульман-марокканцев, чтобы понять их. И увидела, что это — серьезная сила. Они самодостаточны, они принципиально не хотят адаптироваться под европейцев, более того, они ненавидят европейцев.

О духовной слабости Запада свидетельствует, кстати, реакция на теракты 11 сентября. Никто не говорил о духовных причинах происшедшего. Все дрожали и дрожат за свою физическую жизнь, говорят о различных защитных мероприятиях. Но никто не говорит о том, что нужно духовно противостоять терроризму. Ведь у террористов есть ценности, за которые они умирают, а у западного мира их давно уже нет.

— Однако мы слышим о другом — о том, что Европа, объединяясь, усиливается, что единая Европа будет успешно сопротивляться «мировому злу»…

— Я расскажу вам об экономических последствиях этого объединения. Сейчас на улицах всех больших городов Европы можно видеть немало хорошо одетых людей, которые роются в помойках — это безработные. Транснациональные корпорации уничтожают экономику отдельных стран, результатом становится повальное увольнение. Причем совершается это с таким цинизмом, которого никогда раньше не было. Человек может спокойно работать, но в одно «прекрасное утро» он получает по почте уведомление о том, что он больше нигде не работает, потому что его контора, фабрика или завод закрыты. Кроме того, повсеместно в 2 раза уменьшены пенсии, объясняется это тем, что нужно думать о будущем поколении, потому сейчас нужно им отдать половину своей пенсии. Отменяются медицинские страховки. А лекарства, вообще медицинские услуги на Западе страшно дорогие. Люди не могут купить себе лекарства, при этом они все время дорожают.

В Германии, во Франции за последние два года я вижу слишком много беззубых людей, — это те, кому не по карману протезирование.

После введения евро почти все европейцы, особенно немцы, потеряли значительную часть своих сбережений, потому что перевод национальных валют в евро производился страшно несправедливо. А цены на товары после введения евро выросли в среднем в 2 раза.

Обнищание народа заметно почти во всех европейских странах. Люди начинают протестовать. В Германии, где много десятилетий не было массовых демонстраций, теперь они стали повсеместными. Но демонстрации, конечно, ничего не дают.

— А появляется ли, по вашим наблюдениям, в ходе объединения единое европейское самосознание? Стираются ли различия между немцами, французами, англичанами, чехами, словаками и другими европейскими народами?

— Наоборот, объединение вызвало ответную реакцию — рост самосознания отдельных наций. Но, к сожалению, это все-таки очень материалистическое сопротивление. В целом европейский мир давно уже живет в виртуальной реальности. И главное стремление «среднего европейца» — виртуализация, уход от жизни, поэтому в жизни они погружены в абсолютную депрессию.

В России не так. Когда я езжу по стране, я вижу проявление настоящего милосердия, любви. Вижу деревенские приходы, где один батюшка тащит на себе всех местных детишек, — родители их пьют и уже ни о чем, кроме выпивки, думать не могут, а батюшки спасают брошенных детей. Да и в городах есть прекрасные, деятельные общины. И русские монастыри очень много делают для народа.

— Значит, остается справедливой мысль Федора Михайловича Достоевского, что только Россия может спасти усталую Европу и вообще весь мир?

— Конечно, только теперь это стало еще более очевидным, чем во времена Достоевского.

(Источник: «Русская линия»)